Егор
РАДОВ
НЕ
ВЫНИМАЯ ИЗО РТА
постановка
мультимедийного ансамбля «Будда-Майтрайя»
В
роляхъ:
1) Суюнов (он же рассказчик) –
Адольф Окновъ
2) отцемать – Заец (сосед)
3) мент (машка) – Забей («Время
Срать»)
4) стюардесса – Валька
5) вьетнамец – Бурз
6) пилот – Забей («Время Срать»)
7) американец Абрам – Бурз
8) американец Исаак – Леха Гоголевъ
9) полицейский – Забей («Время
Срать»)
10) восьмияйцовый человек – Леха
Гоголевъ
11) нанайка – Леха Гоголевъ
12) англичанки-близнецы – Валька
(Звук:
Alpenjaegermarsch)
<1>Суюнов (рассказчик): Не вынимая изо рта. По одноименному произведению
Егора Радова. Постановка мультимедийного ансамбля «Будда-Майтрайя». </
1><2>
Часть
первая. ПОЕЗДКА В АМЕРИКУ
Суюнов (рассказчик): О, Иван Теберда!
Сегодня было
хорошо. Я припудрил уши, расчесал лобковую область и застегнул чемодан. Я решил
полететь в Америку - страну педерастов. Я - монолиз. Монолизы составляют
примерно половину русских и четверть украинцев. Мы трахаемся и беременеем через
мастурбацию мочек ушей. Американцы - педерасты. Немцы - подмышкочесы, а
французы - говно. Австрийцы делятся на мужчин и женщин, папуасы различают
двадцать девять полов. Теберда! Мне страшно думать о возможностях, открытых
перед ними.
Но извращения
запрещены. Родился монолизом - дрочи уши. Если педераст - поступай
соответственно. Я боюсь законов, боюсь отрезания своих ушей. Они так прекрасны,
что как только я смотрюсь в зеркало, я тут же возбуждаюсь, и тут же начинаю
немножечко потрагивать мочки. И ели это случается в общественном месте, это
ужасно. Мне уже не раз приходилось платить штраф. О, Иван Теберда! </2>
Но когда я
смотрю на себя в зеркало, меня охватывает восторг, изумление и счастье. Я
дотрагиваюсь до мочек своих ушей - и истома нежности пронзает меня, словно
первые пять секунд от введения в канал пениса наркотика под названием
"кобзон". Я трогаю мочки ладонью и погружаюсь в сладкое, бесконечное
умиротворение, напоминающее пик действия ХПЖСКУУКТ (Ха Пэ Жэ эС Ка У У Ка Тэ). Я подпрыгиваю, хватаю мочки
указательным и большим пальцем, начинаю онанировать, то разжимая, то снова
сжимая их, - и предчувствие великого, сильного, огромного оргазма обволакивает
мою голову, повергая меня в трепет, блаженство и страсть; мочки как будто
заполняют меня целиком; я весь преображаюсь, теряю свет в глазах, понимание и
стыд; и бешеный конец затопляет меня всего, отзываясь пульсацией крови во всем
теле, судорожным сердцебиением и изливанием семени внутрь. Мне кажется, я не
забеременел; я думаю, что смогу ощутить момент самоосеменения; и я боюсь
умереть от любви и счастья в этот миг, и мне страшно это; и все происходит как
волшебство.
(пауза) </3><4>
В детстве, когда
я начинал это делать за столом, я тут же получал оглушительную пощечину от
своего родителя.
Отцемать: Люби в одиночестве! Ты что,
русский язык не понимаешь?! <5>
Суюнов (изображая детский голос, впрочем, не особо играя; испуганно): Я
понимаю.
Отцемать: Так вот, иди в туалет, и там
давай! <6>
Суюнов: Но там воняет.
Отцемать (громко орет): Мне
наплевать! Ты должен вести себя прилично! Вот когда умру, ты останешься один в
квартире, и хоть обдрочись! <7>
Суюнов (плаксиво, завистливо): А к тебе вчера две муженоски приходили
сосать... Отцемать: Ах ты, гнида! Я
тебе дам!
(Звук: Месть соседям – Крики новорожденного)
<8>
Суюнов (прежним голосом, рассказчик): И он стегал меня ремнем по плечам. (пауза) Когда он умирал от несварения
мочи, я додушил его. Мне хотелось отрезать его мерзкие уши, зачавшие меня,
которые были намного меньше моих, но потом я решил, что это может вызвать
подозрение у милиции. Наши милиционеры были белорусы и имели по два влагалища.
Когда им нужно было делать "тю-тю", они обнимались, целовались,
называли друг друга "машками" и засовывали каждый другому по два
пальца обеих рук в эти влагалища. Так они могли стоять часами. И постоянно -
поцелуи, "машки" (выделить это
слово голосом). Неудивительно, что их прозвали "машками". Я
ненавидел их, а они называли нас "уховертками" и постоянно пытались
поймать на нарушении закона о приличии. Один "машка" меня особенно
невзлюбил.
Мент (нагло, как на вокзале): Эй, ты, уховертка! Ты не за мочку ли
схватился? <9>
Суюнов (прежним голосом рассказчика, но с волнением): Он шел на меня,
смердя своими гордо выставленными влагалищами, которые налились кровью, как
глаза навыкате. <10>
Суюнов (заискивающе, лебезит): Никак нет, мой дорогой приятель и друг!
Мент (опять нагло, но без интереса): Смотри, упэрэ!.. <11>
Суюнов (прежним голосом): говорил "машка" и степенно
уходил. О, Теберда! Сколько они могут
издеваться надо мной! (пауза) Сегодня я решил лететь в
Америку. Там педерасты, а я - турист. Да, я хочу извратиться! Да, это стоит
больших денег (американцам на все наплевать, кроме своих загорелых мужественных
попок). Да, я заработал деньги у мерзких японцев, которые испражнялись мне в
рот. Да, меня чуть на застукали с этим, и мне пришлось отвечать, что я ел у
самого себя (как хорошо, что говно у всех одинакового вкуса!). Но я хочу
испытать все то, что видел когда-то в детстве, подсматривая за своим родителем,
который истратил все свои деньги, заработанные дедушкой, на разные забавы. Я
хочу! И хотя и у нас можно найти любые удовольствия и радости, мне наплевать. Я
просто хочу увидеть другую страну; посмотреть на небоскреб и прикоснуться к
заднице Американской Мечты - главному их монументу, стоящему где-то там. И я
полетел.
Часть
вторая. В САМОЛЕТЕ
<1>
Суюнов (рассказчик): Стюардесса с большим хуем на лбу спросила меня:
<1>Стюардесса (официально, приветливо): Коньяк,
изжолку, мочу, говно, воду?
<2>Суюнов (несмело): Я хочу кольнуться
<2>Стюардесса (недовольно): Бой, ты дурак, шутишь?!
Иди-ка быстро в туалет, подожди там.
<3>Суюнов (рассказчик): Я встал, но
тут самолет вошел в крутой вираж. Я упал на какого-то вьетнамца, напоминающего
желе, и он тут же начал меня обволакивать, урча.
Вьетнамец (похотливо): Ты - ласковый, как груша в моей стране!
<4>Суюнов: Иди в дупло! Я -
русский!
<5>(рассказчик) Он выделял какую-то пахучую вещь, напоминающую клей.
Он был страшно похотлив. Я не мог отпутаться от этого липкого человеческого
существа.
Вьетнамец (похотливо): Ты летишь в Америку, муздрильник? Там свобода, там
всё. Ты монолиз?!
<6>Суюнов (нехотя): Да
<7>(рассказчик) И тогда этот гад начал раздражать мои уши своими
щупальцами, или чем-то еще, которые выделяли этот самый клей.
<8>Суюнов (орет): А! Я не готов! Мне очень-очень-очень приятно!
<9>(рассказчик) Самолет опять сделал какой-то идиотский вираж
(очевидно пилоты занимались "тю-тю"), и меня отбросило от вьетнамца.
<3>Стюардесса (удивленно): Бой, ты здесь?
<10>Суюнов (насмешливо): Я вас люблю, человечинка моя
<4>Стюардесса (шепотом): Быстро туда
<11>Суюнов (рассказчик): Я помчался в туалет и заперся там. Через какое-то
время раздался стук. Я отворил, и вошла стюардесса с огромным шприцем.
<12>Суюнов (охеувше): Что это?
<5>Стюардесса (гордо): Это "вань-вань"!
Лучшее вещество, последнее достижение подпольных дельцов. Вводится в спиной
мозг. Для тебя бесплатно, но ты должен поцеловать меня в щёку.
<13>Суюнов: Хм, пожалуйста,
<14>(рассказчик) сказал я и поцеловал ее. Она тут же стал красной, хуй
на лбу эректировал и глаза ее наполнились спермой.
<6>Стюардесса (в экстазе, задыхаясь): Невозможно...
Это - всё... Я не знаю... Я не могу просит тебя ещё...(«ещё» - выкрикнуть)
<15>Суюнов (недовольно): Мы договаривались только на один раз! Прошу соблюдать
правила.
<7>Стюардесса (лепечет): Ну ладно, ладно... Я же просто так...
<16>Суюнов (рассказчик): Я почувствовал ужасную боль, как будто мне
разламывали спину на две части, но как только я хотел повернуться и врезать
этой заразе, тут же наступило такое бешеное наслаждение, тепло и счастье, что я
упал прямо на туалетный пол, не обратив внимание на то, что ударился затылком
об унитаз; и провалился в какую-то сладкую вечность, к которой лучше всего
подходит простое слово "рай".
<1>Часть
третья. ВИНТОМ!
(под текстом периодически раздается стук в
дверь сортира, гур-гур)
Суюнов (рассказчик): Я очнулся, когда самолет уже стоял на земле. Мочка
моего правого уха была погружена в чье-то дерьмо. Это было немного приятно, но
я тут же вскочил, вспомнив японцев. Моя спина страшно болела. Опять раздался
ужасающий стук. (стук, отчетливо)
Пилот (рассерженно, нагло отрет): Открой, кто там, или я сорву тебе нос! (звук открываемой сортирной двери)
Пилот (официально, во фрунт, тараторит): Простите меня, сэр. Я думал, это
Джонс, сэр. А это вы, сэр. Добро пожаловать в Америку, сэр.
Суюнов (сонно): - <2>Где небоскреб?
Пилот (так же официально): Там, сэр.
(Звук: Elvis Priestley – Hound Gog)
Суюнов (рассказчик): <3>Я вышел, взял свою небольшую сумку, и
вступил на американскую землю. Было жарко; повсюду ездили автобусы, управляемые
загорелыми мужчинами. После разных формальностей я оказался в аэропорту. Прямо
передо мной был бар, в котором было виски.
Я сел за стол, чувствуя дикую боль в спине. О, Иван Теберда! Подошел
загорелый молодцеватый бармен, улыбнулся мне белозубо и потом зевнул.
Суюнов (утомленно): <4>Я хочу выпить чашечку виски
Суюнов (рассказчик): <5>Он
кивнул, налил. И тут я увидел, что справа и слева от меня садятся два парня.
Они были американцы; румяные как помидор и в огромных фермерских кепках, на
которых почему-то было написано "хуй".
Американец Исаак (пидарским голосом): Эй ты, мужчинка.
Американец Абрам (тоже пидарским голосом): Мальчоночек, малец, пацан.
Американец Исаак: Ты - русский?!
Суюнов (гордо): - Монолиз!
Американец Абрам: А не хочешь ли
винтом?.
Американец Исаак: Да, винтом не
желаешь?! Пятьдесят долларов плюс твоя попка, а?
Суюнов (рассказчик): Положение становилось критическим. Если бы у меня
было два ножа, я бы зарезал их сразу в горла. Я улыбнулся и сказал:
Суюнов: О'кей, ребятня.
Суюнов (рассказчик): Они обрадовались, стали хлопать меня по спине, отчего
я чуть не умер,и повели в туалет.
Американец Абрам: Наши туалеты - это не
ваши туалеты. Зови меня Абрам.
Американец Исаак: Да, ваши туалеты -
дерьмо, а наши – отлэ! А меня зови Исак.
Суюнов (рассказчик): <8>И мы вошли в туалет и встали посреди него. Я
спросил:
Суюнов: Ну и что?
Американец Исаак: Что?
Американец Абрам: Что?
Суюнов: <9>Как это?
Суюнов (рассказчик): Тут они рассмеялись и ударили меня по жопе.
Американец Исаак: Малец, кажется, еще
не пробовал винтом. Он - мальчик! Это ведь удача, Абрам?!
Американец Абрам: Точно, Исак!
Суюнов (рассказчик): <10>Они заставили меня встать на колени, а сами
встали у моих ушей, справа и слева от меня. Один стоял ко мне передом, а другой
задом. И вдруг они, как по команде, сняли штаны и трусы, и обнажили огромные
члены. Абрам крикнул
Американец Абрам: хоп!
Суюнов (рассказчик): и они начали
трахать мои мочки ушей с двух сторон.
(Звук: пила пилит дерево (Убыстренный Boyd Rice):
Вжик-вжик-вжик-вжик)
(Звук: Моцарт – Свадьба Фигаро)
Суюнов (рассказчик): <12>
Иван Теберда! Что за наслаждение?... Что за чудо, прелесть, стыд,
предел! Теперь я знаю, что такое извращаться! Теперь я понял, как прав был мой
сука отцемать. Еще! Еще! Еще!
И тут, в самый
момент моего оргазма, когда вся голова моя словно расширилась до размеров
Вселенной (звук: ментовская сирена)
Американец Абрам (восклицает): Полиция!
Американец Исаак (восклицает): Полиция! (торопливо)
Прощай, парень, мы найдем тебя! Твоя попка за нами.
Суюнов (рассказчик): <13>С этими словами они тут же влезли в
какое-то окно и умчались. Я остался на коленях, испытывая пик своего
удовольствия.
Полицейский (голосом «машки», но с акцентом): А, русский, И сразу же начал!..
Ай-яй-яй! Турист!.. В каталажку его. К разному сброду. Он не должен общаться с
настоящими мужчинами! Жаль, не успели поймать этих подонков!
Суюнов (рассказчик): На меня надели
наручники и куда-то потащили меня. Я подумал, что вряд ли теперь увижу
небоскреб. И все-таки мое настроение было прекрасным.
(с чувством) Винтом!
<1>Часть
последняя. НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА
(Звук:
Прокофьев)
Восьмияйцовый человек: Ты должен,
паскуда, соблюдать правила этой камеры!
Суюнов (рассказчик): Заявил восьмияйцовый человек, восставший надо мной.
Восьмияйцовый человек: Я здесь главный!
Когда я какаю, мое дерьмо делится на двадцать восемь частей и поедается всеми!
Это понятно??
Суюнов: <2>Пошел ты в дупло,
отброс чешский! Жри у себя сам!
Восьмияйцовый человек: Ах ты...
Суюнов (рассказчик): <3>начал чех, разгневанный моей наглостью, но
тут я вцепился зубами ему в елдык. Он завопил, начал бить меня руками, ногами,
дергаться, но я не отпускал. Он взял какую-то острую ложку и занес надо мной, и
тогда я окончательно разозлился. Я сильно сжал челюсти и откусил елдык. Чех
упал на пол камеры и отключился. Я выплюнул елдык и громко сказал:
Суюнов (громко): Чех без елдыка - словак!
(Звук: взрыв хохота)
Нанайка: Теперь ты - наш командир! Мы
теперь будем есть твое говно.
Суюнов (рассказчик): <4>Все одобрительно закивали.
С этого момента моя жизнь стала замечательной.
Я делал, что хотел. Поскольку это была тюрьма, и поскольку тут не было
загорелых американцев, за нами никто не следил, и я испытал, наверное, все виды
извращений по Шнобельшнейдеру. О, Иван Теберда! Как прекрасно, как чудно, как
замечательно было все, что я испытывал! Но особенно меня любили две
англичанки-близнецы, соединенные единым клитором. Они обычно подходили ко мне
утром, когда я лежал в кровати и меня кто-нибудь услаждал, и говорили:
Англичанка 1: О, повелитель,
Англичанка 2: о, любимый,
Англичанка 1: о, радость,
Англичанка 2: о, смысл!
Англичанка 1 и 2 (хором): Позволь пососать тебе!
Англичанка 1: позволь!
Суюнов: <5>Еще не время,
девчоночки. Потерпите.
Суюнов (рассказчик): Посасывание я оттягивал на потом, боясь
разочароваться в извращениях. А англичанки все подходили. Наконец, когда, как
мне показалось, я исчерпал весь набор всего, что можно только получить от живой
и мертвой человечинки (остатки трупов съедал наш бельгиец), я заявил:
Суюнов:
Хорошо. Я согласен. Я даю вам свое согласие. Я соглашаюсь! Сосите,
милые, сосите!
Суюнов (рассказчик): Я отогнал всех. Они подошли ко мне, встали на колени,
и каждая взяла мочку моего уха в рот. И тут... Одно только начало пронзило
меня, как стрелой в грудь. Они начали сосать, они сосали, а я испытывал то, что
никогда не испытывал; я кричал, визжал, терял сознание, и наконец я понял, что
не могу, что больше не выдержу; я выдавил из себя:
Суюнов: Все... Стоп...
Суюнов (рассказчик): Но они не
прекратили, и не вынули мои уши из своих ртов. Я начал дергаться, пытался
встать, но тут же понял, что меня держат. Немцы, или еще кто-то держали меня за руки и за ноги, не
давая мне возможности уйти от этого бешенства, от этой прелести, он этой
смерти. Я цепенел; я стал биться как в припадке эпилепсии; и я понял тогда, что
монолизу нельзя испытывать сосание столь долго; что это губительно, страшно,
смертельно; и что вся камера знала это, и, ненавидя мои издевательства, решила
расправиться со мной. Что ж! Что может быть лучше смерти от самого высшего
наслаждения, которое только вообще возможно?! Я увидел, как влетаю в какой-то
радужный, ласковый туннель; он обволакивает меня любовью, преданностью,
величием; и когда вдруг вспыхнула вспышка, и я осознал, что пришла моя смерть,
вся эта реальность исчезла.
Группа «Будда-Майтрайя» желает вам
приятного аппетита! До свидания!
|